События, о которых пойдет речь дальше, произошли на островах, разбросанных в Атлантическом океане недалеко от побережья Западной Африки. Здесь живут герои моего повествования: старый рыбак Альварес и его сыновья Хуан Родриго. Последние, правда, больше известны как братья Кампесинос — матадоры, которые завоевали на корридах уже немало бычьих ушей. Это важная характеристика: ведь ухо убитого быка вручается матадору только в том случае, если он отлично провел бой.

Однако, прежде чем рассказать о старике Альваресе и его сыновьях, следует описать место событий.

За столпами Геракла

Из Лас-Пальмаса в Аргинегин мы выехали на заре. По обеим сторонам дороги, обмахиваясь своими листьями-веерами, тянулись к белесому небу красавицы пальмы. Чуть поодаль выставляли напоказ атласную лакированную зелень кактусы и тамариски. В душистых полях рдели маки...

Эти земли за Столпами Геракла древние считали краем света.

На «краю света» швартовал свою каравеллу «Санта-Мария» Христофор Колумб. Здесь, в церкви святого Антония, он отстоял прощальную мессу перед тем, мак отправиться на поиски нового пути в Индию.

Древнеримский ученый Плиний Старший, который, возможно, и был крестным отцом островов, писал, что на архипелаге живут диковинно большие собаки.

Острова нарекли Канарскими — от латинского canis — собака. Название утвердилось и дошло до наших дней.

А вот коренным жителям архипелага — гуанчам — до нашего времени дожить не удалось. Испокон веков населял этот народ Канарские острова. Возделывал ячмень и разводил коз, строил каменные дома и возводил храмы. Гуанчи владели иероглифическим письмом и умели мумифицировать умерших, которых хоронили в пещерах.

В течение полутора веков защищали гуанчи свою землю от нашествий завоевателей. «Туземцев» еще не успели покорить, а в 1344 году Луис де ла Серда, правнук Альфонса X Кастильского, уже был провозглашен королем Канарских островов. Лишь много позже, к 1405 году, четыре центральных острова завоевал служивший у испанцев французский рыцарь Жан де Бетанкур и получил их в лен от Кастилии. И только к концу XV столетия испанская корона распространила свою власть на все острова архипелага.

Судьба гуанчей была решена. Те из них, кого не уничтожили в средние века, смешались с завоевателями, главным образом андалузцами, и теперь они считают себя испанцами. Но следы древней культуры гуанчей сохранились в некоторых обычаях и языковых формах, в названиях мест и именах людей, в оригинальном фольклоре и в... способе приготовления козьего сыра.

...Дорога вела через фруктовые сады и виноградники, лежащие у подножия угасшего вулкана, — на юг острова Гран-Канария.

Именно вулканам обязаны Канарские острова своим происхождением. В давние времена мощное извержение привело к отделению этой части суши от Африканского континента.

Последний взрыв вулкана Монтана-дель-Фуэго на Лансароте произошел 150 лет назад, остров до сих пор усеян базальтовыми глыбами и переслоен пластами туфов.

Лансароте — крайняя восточная точка Канарского архипелага, насчитывающего 13 островов. Семь из них заселены, шесть — необитаемы. На площади в 9 тысяч квадратных километров проживает около 1 миллиона человек. В 49-ю испанскую провинцию — Лас-Пальмас — входят острова Гран-Канария, Фуэртевентура и Лансароте. Остальные четыре населенных острова архипелага объединяет последняя,

50-я провинция Испании — Санта-Крус-де-Тенерифе. В нее входят острова Гомера, Пальма, Тенерифе и Иерро.

Два последних по-своему знамениты. На Тенерифе, например, расположена самая большая в Испании гора — потухший вулкан Тейде высотой в 3718 метров. Его вершина покрыта снегом. Отсюда и название острова — Тенерифе. На языке одного из племен архипелага — винчени — «тенер» значит «снег», а «иф» — «гора».

Островок Иерро известен тем, что меридиан, проходящий через его западную оконечность — мыс Орчилья, — долгие годы в ряде стран считался начальным. Даже в настоящее время, несмотря на то, что по международному соглашению за нулевой принят меридиан Гринвича, меридианом Иерро иногда пользуются для построения карт восточного и западного полушарий.

Однако всемирную известность Канарам принесла не Снежная гора и не меридиан Иерро. Расположенные на морских путях из Европы в Америку, острова эти — место стоянки для сотен судов, уходящих и возвращающихся из Атлантики, а жемчужное море и золотой берег помогли превратить архипелаг в популярнейший международный курорт...

...Машина отмеряла километры по нагревшемуся асфальту.

— В Аргинегине сегодня праздник, — сказал шофер. — Если вы собираетесь на рыбалку, то в день святых вам обязательно должно повезти. Впрочем, старик Альварес никогда без улова не возвращается.

В успехе рыбалки я не сомневался, однако мне следовало бы приехать накануне. В конце концов старик Альварес рассказал мне о празднике, но справедливо говорят: «Лучше раз увидеть...»

Праздник Мадонны

В ночь на святой четверг в Аргинегине мало кто спал. Не ложился и старик Альварес. Он всегда участвовал в процессии Мадонны. У пресвятой девы множество забот, но их Мадонна была защитницей тех кварталов, где он родился, где прожил шесть десятков лет. И хотя наутро он собирался выйти в море, чтобы отвезти иностранцев на рыбалку в Акулью бухту, Альварес не мог не выполнить обета.

В молодости Альварес работал на плантациях кошенильного кактуса. Многие поколения крестьян выращивали на горячем Канарском песке кактусы — излюбленное «место жительства» насекомых, дававших органический краситель — кармин. Выращивали до тех пор, пока в Европе не начали производить синтетические краски, окончательно подорвавшие разведение кошенили на Канарских островах.

Для Альвареса наступили нелегкие времена. Несколько лет скитался он по островам, подрабатывая чем придется, уходил с рыбаками в море. Со временем по морским волнам и ветру Альварес смог предсказывать погоду и приближение шторма. У бывалых моряков он выучился ловле акул, узнал, как разделывать и сушить рыбу, кому и по каким ценам ее продавать. И тут ему повезло: туристскому агентству понадобился опытный ловец акул, чтобы вывозить иностранных рыбаков в открытое море.

...Когда в небе проступили звезды и лунный отблеск задрожал на волнах, Альварес отправился к церкви. Храм со стрельчатыми арками был освещен рыжеватым светом ламп. Над затененным клиросом красным созвездием сверкали огни, зажженные для музыкантов. Хор прихожан славил Мадонну. Старик Альварес молча стоял в стороне, перебирая четки, и молил бога помочь его сыновьям. А сыновья росли безбожниками, в церковь ходили лишь для того, чтобы познакомиться с девушками или поболтать с друзьями.

После ночного бдения в церкви толпы прихожан заполнили улочки Аргинегине. Над ними покачивались статуи святых и хоругви, фигуры ангелов и Иисуса, согнувшегося под тяжестью креста. За статуей Мадонны шла толпа женщин. Фигуры тонули во мраке, лишь лица багровели в сиянии свечей. Процессия миновала город и направилась к морю. Из его божественно-синих волн согласно преданию много сотен лет назад явилась в Аргинегин Мадонна.

Люди брели по колено в воде вдоль берега. А когда на востоке родилось солнце, статуи святых трижды погрузили в воду. Обет был выполнен.

Альварес освежил морской водой лицо и подставил его солнечному теплу...

Наутро, когда церемония уже подходила к концу, наш «лендровер» подкатил к деревянному причалу. Шофер помог выгрузить снасти и показал на человека в рубке катамарана:

— Сеньор Альварес отвезет вас в Акулью бухту. Желаю удачи!

Мой спутник Вернер тут же принялся обсуждать с Альваресом детали предстоящей охоты.

Этот начинающий адвокат из

Бремена, получивший в наследство от отца приличное состояние, был рыбаком-фанатиком. Он объездил полсвета ради доброй рыбалки. И на Канарах его интересовали не золотые пляжи и не экзотическая природа, а прежде всего охота на акул.

За акульей шагренью

Вернер сидел на корме и прилаживал к леске стальной 30-сантиметровый крюк толщиной с палец.

В Акульей бухте старик выключил мотор. Стало совсем тихо. Слышался лишь плеск волны о борта. Альварес подкатил к корме бочку с кровью и выплеснул за борт. По поверхности расплылось большое красное пятно. Вернер захлопал по воде веслом, чтобы привлечь хищниц шумом, но старик остановил его:

— Не трудитесь. Они уже под нами.

Я посмотрел в воду, но ничего не заметил: ни тени, ни движения — ничего...

— Забрасывайте удочку, — скомандовал Альварес.

Вернер насадил на крючок килограммовый кусок мяса и отпустил катушку спиннинга. Наступило томительное ожидание. Вернер вынул основание спиннинга из металлической воронки, встроенной в палубу, и начал подергивать леску, чтобы приманка под водой двигалась.

Все произошло мгновенно — леса натянулась тетивой, рванула из рук Вернера спиннинг. Каким-то чудом он устоял на ногах, но, пока стопорил катушку, леса размоталась до конца. Трехметровое удилище согнулось крутой дугой. Сопротивление рыбы было невероятным, катамаран, взятый на буксир акулой, медленно двинулся за ней.

Можно было, конечно, обрубить леску, но неудача только подхлестнула Вернера. Натерев руки и удилище тальком, рыбак снял катушку с тормоза и обеими руками начал вращать ее. Костяшки пальцев побелели, буграми обозначились мышцы. Каждый новый оборот катушки давался все с большим трудом...

Мы по очереди наматывали лесу, и — наконец-то! — под водой чудовищным зигзагом метнулась тень. Еще два, еще три метра лески, и акулий плавник яростно рассек волну, фонтаны брызг обдавали нас с ног до головы. Альварес натянув плотные рукавицы, ухватился за тугую лесу. Вернер несколько раз провернул катушку и застопорил ее. Сильное тело акулы билось о борт катамарана, лодку качало, как при крепком шторме. Вернер всадил в рыбу багор, а Альварес несколько раз ударил акулу увесистой дубиной.

Промокшие, тяжело дыша, мы наконец смогли разглядеть добычу. Гладкая серая акулья туша была длиной больше двух метров. Обрубив лесу, Альварес отбуксировал акулу к корме катамарана и крепко привязал ее.

За несколько часов мы поймали еще трех акул. Размером они были раза в два меньше первой и сопротивлялись не столь активно. Крючки у нас кончились: пора было возвращаться на берег.

Как только катамаран остановился у причала, Альварес вытащил меньшие туши на прибрежный песок, сноровисто отсек им хвосты и подвесил акул к кромке причала: из рыб должна вытечь кровь, тогда розоватое акулье мясо станет белым.

Затем Альварес, разрезав туши на несколько кусков, бросил их отмачиваться в морскую воду — только так можно уничтожить неприятный запах рыбы.

Пока куски вымокали, старик взялся за большую акулу. Если плавники и туши ее сородичей он собирался использовать в пищу, то мясо старушки великанши не могли спасти для обеденного стола никакие кулинарные рецепты. Зато кожа ее была великолепна: прочная, толстая, густого серого цвета на спине и матово-белая на брюхе, с блестящей мозаикой плакоидных чешуек.

— За эту шкуру кожеделы дадут не меньше пятисот песет, — улыбался Альварес. — Они вымочат и выдубят ее, высушат, отполируют острые концы чешуи, и получится красивая эластичная кожа с зернистой поверхностью. Ее даже трудно будет отличить от настоящей шагрени.

Пока старик занимался кожей, мы развели костер, и вскоре в котелке забулькала уха — жирная, ароматная, наваристая. Белое акулье мясо превзошло все ожидания: своей нежностью оно напоминало парную осетрину.

Волны, разбиваясь, лизали берег у наших ног. Рядом с заходящим солнцем на прозрачном небе объявился рогатый месяц. Краски небосклона начали выцветать. День кончался...

Самое испанское из всех зрелищ

Несколько дней Лас-Пальмас жил ожиданием корриды. На серых стенах домов и выбеленных заборах пестрели красочные плакаты, возвещавшие о предстоявшем бое быков. Мальчишки, нанятые устроителями корриды за пять песет, обегали из конца в конец весь город, раздавая программки будущего представления. Крупным шрифтом в них было набрано: «В ближайшее воскресенье в 16 часов на «Пласа дель Торрос» встретятся шесть прекрасных севильских быков господина Санчеса с матадорами братьями Кампесинос и их куадрильей» (1 Куадрилья (испан.) — лица, участвующие в корриде. (Здесь и далее примечания автора.)).

Бой быков пришел на Канарские острова несколько столетий назад вместе с испанскими завоевателями. В те годы корридой на островах отмечали лишь очень важные события: возвращение морских экспедиций, заключение мира или освящение нового собора. Тогда это было массовое празднество, правда, больше напоминавшее бойню: четко усыновленного ритуала еще не существовало. На арену выезжали разодетые всадники с копьями наперевес и на потеху публике устраивали кровавое представление. Если, паче чаяния, бык сбрасывал всадника с лошади, тот вынимал шпагу и с помощью слуг безыскусно убивал животное. К XVIII веку в Севилье уже открылась первая школа тавромахии (1 Тавромахия — искусство корриды, от греч. — борьба с быком.). Повсюду возникали «пласы» — арены для корриды, складывались правила боя. То была эпоха процветания корриды. Бывшие вояки и беззастенчивые колонизаторы Нового Света обнаружили изрядную любовь к наряду тореро.

Немало лет прошло, но пристрастие к сильным ощущениям по-прежнему влечет жителей Канарских островов к «самому испанскому» из всех зрелищ — корриде. Нельзя, правда, сказать, что бой быков всем по вкусу.

Однажды в небольшом лас-пальмасском кабачке я стал свидетелем спора. За соседним столиком сидел внушительной комплекции человек, круглое лицо его было багровым от гнева.

Он яростно жестикулировал, доказывая своему собеседнику — элегантно одетому сеньору, тощему, словно рыцаре печального образа:

— Ваши корриды — издевательство над животными, а тореадор — отжившая профессия варваров! Это дикое развлечение, которого надо стыдиться, а его рекламируют. И где?! — в самой католической стране мира.

— А я люблю корриду. Как люблю и острую приправу, от которой пресные чуррос (1 Чуррос (испан.) — толстая короткая вермишель, жаренная в масле.) становятся вкуснее...

«Рыцарь», залпом осушив стакан, продолжал уже на более высокой ноте:

— Все мы любим иногда бросить взор в прошлое, немного пожить жизнью предков. Грубые забавы побеждают в нашей душе таинственные силы... И что с того? Это не единственное варварское развлечение на свете... Но если истребление животных внушает вам такое отвращение, почему вы не боретесь против других, куда более мрачных трагедий?

Внимательные посетители несмело переглянулись — никто не рискнул продолжать опасный разговор. Возмутитель спокойствия — толстый сеньор с багровым лицом — вспомнил о своей тарелке и с преувеличенным аппетитом принялся доедать порцию чуррос...

Есть в Лас-Лальмасе недалеко от порта мрачное серое здание, известное многим канарцам, — биржа труда. У стен этого дома начинают свой день множество безработных.

Когда-то пришли к воротам биржи труда и сыновья Альвареса. Пришли — и растворились в толпе. А затем отправились искать счастье за границей. Тех, кто покидает родину в поисках работы, испанцы называют «голодринас» — ласточки. О них говорят, что пройдет время, минуют трудности — и «голодринас», как ласточки весной, вернутся под родное небо. На это надеялись и сыновья Альвареса, отправляясь на заработки.

Прошло несколько лет, и они действительно вернулись на Канарские острова. Только по-прежнему без денег...

Последняя коррида Эль Кампесино-старшего

...Хуан вошел в «Пласа дель Торрос», как обычно, за два часа до корриды. Родриго появился позже, перед самым началом, уже облаченный в шелк и золото. У выхода на арену братья поздоровались, положив ладони на плечи друг друга, на блестящую парчу своих чалеко (Чалеко (испан.) — жакет матадора.). Обнявшись, они ступили на желтый лесок арены. Трибуны разразились овацией: коррида началась.

На арену выбежал первый бык. Капеадоры следовали за ним, размахивая плащами и заставляя быка яростно бросаться из стороны в сторону на раздражающий красный лоскут. Вперед выступили бандерильеро (Бандерильеро (испан.) — пеший боец, который дразнит быка, втыкая ему в шею бандерильи.). Держа в руках два пестрых дротика остриями вниз, они с грациозным спокойствием шли на быка, вонзали ему в шею разноцветные бандерильи и отбегали мелкими шажками.

Бык ревел от неотмщенной боли. Его мощные ноги дрожали, тяжело раздувались и опадали бока.

Это было отличное животное. На каждый десяток телят в ганадерии (Ганадерия (испан.) — специализированный завод для разведения скота.) такие встречаются единицами: с самого начала они обнаруживают перед острием штаги ответу и задор. И любой боевой бык стоит в несколько раз больше, чем бык-производитель.

Когда бандерильеро оставили пласу, в центр арены вышел Родриго. Он развернул перед быком кроваво-красную мулету, нетерпеливо топнул ногой. Бык ринулся вперед, промчавшись в опасной близости от тела матадора, рога скользнули по атласу его одежды. В конце концов, измотанный каскадом движений, бык замер, свирепо глядя блестящими глазами на красный лоскут.

Матадору протянули шпагу. Родриго подхватил ее. Лицо его блестело от пота. Он медленно пошел на быка, метя острием клинка в одну-единственную точку между воткнутыми в шею бандерильями. Затем резким движением бросился вперед, минуя грозные рога. Шпага по самый эфес вошла в тело животного. Бык задрожал, подогнув передние ноги, наклонил голову с налившимися кровью глазами и рухнул на песок.

На арену выпустили второго быка — огромное животное красивой масти, отличавшей севильских быков из знаменитой ганадерии сеньора Санчеса.

Бандерильеро быстро сделали свое дело. Теперь пробил час Хуана.

Увы, удача не сопутствовала ему. Удары не достигали цели. Два раза шлага скользнула по шкуре быка, дважды упиралась в кость. Трибуны оглушительно свистели. Мой сосед возмущался:

— Вместо того чтобы поразить быка в сердце одним или двумя ударами, он потратил уже четыре!

Бык шел по арене с опущенной головой и жалобно мычал, точно просил избавить от бесполезных мучений. За барьером появился альгвазил (Альгвазил (испан.) — здесь: церемониймейстер корриды.) в увенчанной перьями треуголке и, повернувшись к матадору, поднял сжатую в кулак руку с торчащим вверх указательным пальцем.

— Это первое предупреждение, — пояснил мне сосед. — Если матадор получит еще два, быка отведут в корраль (Корраль (испан.) — загон для скота.), а на эспаду ((Эспада (испан.) — главный участник корриды, наносящий быку смертельный удар, то же, что матадор, тореадор, тореро.) навеки падет тяжесть страшного позора.

Хуан вновь шел на быка. Шпага вошла в тело лишь на несколько сантиметров и отлетела от толчка. Бык же оставался на ногах, фыркая и раздувая ноздри.

Альгвазил вторично поднял руку.

И в последний раз Хуан бросился вперед. Все ждали, что бык свалится, но после столкновения он снова отбежал с бешеным ревом. Шпага лежала на песке.

В воздух опять взметнулась рука альгвазила...

Рождество Альварес встречал вместе с сыновьями в родном Аргинегине. В ночь под Новый год он сорвал в саду две янтарные грозди сладкого винограда. В семье была традиция: когда часы в ночь на Новый год бьют двенадцать раз, надо успеть, не отставая от ударов часов, съесть двенадцать крупных виноградин. Кто сумеет это сделать, будет счастлив в новом году. Альварес протянул грозди сыновьям. У них вся жизнь была еще впереди, и старику очень хотелось, чтобы им сопутствовала удача.

Геннадий Соколов

Канарские острова